Маяковский перевернётся в гробу, или Гимн мещанству.
Не ну а что, Гоголь вон вообще вылазить оттеда задумал, так что нам ничего, нам не стыдно, нам ещё мещанство нужно воспеть да с трах-тибидох-тибидохами, поэтому нам типа некогда, а вам вот сказка.

Посвящается милой tunka-s.

Присказка.
Жили-были (да-да, и нам не стыдно) Джей красивый и Джей высокий. Джей красивый жил хорошо, а Джей высокий – задумчиво. Втемяшило ему как-то раз, что много они с Джеем красивым трахаются. Ага, и собачкой тебе, и валетиком, и «ёу, мой страстный наездник, да, дааа!...», а уж в фиках скооолько! И удумать страшно, не то что поперетрахаться! А Джей красивый теперь парень не другим чета, в режиссуру подался, а это, други мои, вам не кофры с клюшками гольфочными таскать, это, други, О!, Культура. В общем, неча трахаться и баста.

Сказка раз.
Проснулся однажды Джей высокий, проснулся рано, (а чего, на недотраханьи-то) и решил окружить Джея красивого заботой и уютом. Чтоб быт его стал культурнЕе, чтоб кружавчики-чашечки, и чтоб взахаливь все, о. Решил – как отрезал, это ж, други, не на Кортезихе жениться, и превратился… в семь фарфоровых слоников.
Стоит величаво, всеми фарфоровыми боками в семи своих ипостасях сияет – взглянуть и возбудиться (опять, блин!). Таращится Джей высокий на всё своё великолепие во все четырнадцать глаз, не налюбуется. И хоботочки у него упругенькие приподняты, и головки у хоботочков с призывом и завлекательностью раскрыты (опять, блин, ну чо за?!). И ножки толстенькие … все… семь на четыре (?)… увесистые, а уж задние… А уж меж задних… Что за чёрт! Скосил Джей высокий свои глаза фарфоровые вниз, а тама… Мать ну перемать же, - стоят! Все фарфоровые, все наизготовку и все семь. Вздохнул убито Джей высокий всеми семью слонами, а мелкий слон аж пукнул с горя. И слышит тут наш Джей высокий и семичленный странные какие-то звуки с левых своих семи боков. Вздыхательные надрывно и мокрошлёпные. Покосился. Ну, бля ж! Сидит его Джей красивый прямо супротив своей полки со слонами, колени размахал, голову запрокинул, рукой шмяк-шмяк туды-сюды по своему, и каждая веснушка орёт: «Щас кончу, кончу, мать твою…». Ну это ж полный бля!
Как подумал Джей высокий, так и распревратился. Да ну нах*.
Конэц.

Сказка два.
Проснулся, как мы помним, Джей высокий однажды, и вновь рано, и вновь недотрахавшись. Проснулся и, мы помним, чтО решил. Решил быстро, это ж не крокодайла с зелёной сумкой выгуливать, и превратился… в шторочки кухонные.
Висит кокетливо, весь из себя милейший. Ах, не описать: шторочки беленькие, рисунок мелкий, рассыпчатый, все в оборочках, складочки – гофре обзавидуется… Ну и пофиг, что вместо цветочков, как все мы подумали, на шторочках члены по всему полотну. Оне ж мелкие, аккуратные, да и всматриваться будет кто ж.
Висит себе Джей высокий, не шелохнется. А тут и Джей красивый подоспел, в окно взор забросил. А Джей высокий оборкой своей невзначай Джею красивому аах по лицу (а что - ветерок), складочками ласкает, рисунчиком по веснушкам. Джей красивый от окна не отошёл, глаз закрыл, носом по шторе ведёт, переносицей трётся, веснушкой каждой ластится.
Джей высокий разомлел. Всё сильней-сильнее всей своей хлопчатбумажью трётся-утирается, складочки-оборочки свои поджал, затрясся мелко, и тут…
Джей красивый как вздрогнет:
- А что, дождь? На меня что-то капнуло…
Ну вот же ж бля, не ну чо за! И распревратился Джей высокий раз так. Потому что бордовые шторы на кухне – это, братцы, не. Не.
Конэц.

Сказка три.
Джей высокий в этот раз пробудился ну совсем рано. И недотрах умучил, и к выводам Джей пришёл. Пришёл к тому, что с предметами быта уюта не построишь, не с руки как-то с ними с сексом бороться. То ли дело природа-мать! Так решил Джей высокий, потому что это вам, други, не с бородой при «бороде» ходить, и превратился… опаньки… в герань.
Узрил Джей красивый герань, заулыбался веснушками всеми и отнёс красоту в спальню. Раз в ней уж давненько секса нет, так пусть в ней будет гераньская жизнь. Решил так и пошёл в душ. Ну да, подпотел немало, пока кашпо с геранью тащил, хотя это и не клюшки в общем-то. Пошёл, а дверь-то не прикрыл.
Стоит себе на подоконнике Джей высокий и пахучий, весь истрепетался листами: Джея красивого во всей красоте видно, струйки по коже бегут, веснушки намыленные блестят, всё остальное призывно по-утреннему. Вашу ж, блин! Аж горшок Джею высокому стал в разы мал, так распёрло.
Захерел Джей высокий. Не, ну а чо: смотрит каждый его цветуёчек строго то в ванную комнату, то на кровать, макушку солнце печёт-упекает, весь полив ни к чёрту, потому как всё уходит на вспотение, а не в чернозём. В общем, все причины увядать.
Взволновался Джей красивый, мечется вокруг гераньки, все уроки ботанические вспомнил – без толку, приморщился цветок, хоть в гербарий заноси. Позвал Джей красивый друзей-певунов Криса и Стива (почему их – не спрашивайте, они традиционные второстепенные герои). Смотрят-вертят герань и так и сяк. Понакидали вариантов: и горшок ему маловат (да-да, у него ж ширинки-то нет), и корни бы подрезать надо б (эээ, вашу мать, вы чего?!), и к свету его поближе б (к ванной, к ванной - шёпотом). И тут Джей красивый прищурился:
- Эй, а чего это у него за щель дырястая между корней? Чуваки, у вас, музыкантов, пальцы тоньше моих будут, просуньте, ничего туда не залезло. Червяк, мож, какой?..
Это уж, други, большими буквами БЛЯ! Как возвопил Джей высокий, что на групповуху не подписывался, так и распревратился. Потому что ну это уж вообще, твою мать… какой там быт-уют.

А всё почему, други? Потому что, о! МЕЩАНСТВО!
Ну и раз начали с Маяковского, в память ему и под слог и закончим:
Так ебись же, вашу мать,
Трах неси без бою,
Чтобы хрен не потерять
Вместе с головою.
Конэц.